Рацию ты уже передал, надо было только доложить старшему по званию.
— Кэп там, — кивнул небритый сержант в сторону маленького домика, привалившись к разваленному во многих местах каменному забору.
Ты удивился, но толкнул дверь и заглянул внутрь, пытаясь разглядеть людей в полутемной комнатке. И ты увидел!
На пестрых тряпках лежала и подрагивала от беззвучных рыданий женщина с задранным на голову платьем и разорванными в клочья штанишками. Перед тобой возникло потное лицо капитана.
— Куда прешь, скотина! — хрипло крикнул офицер и ударил тебя кулаком в лицо.
В глазах потемнело, а в памяти светлым бликом мелькнуло лицо брата Артурчика и его хриплый, как и сейчас, голос: «Скотина!»
Это был он — повзрослевший брат Артурчика.
Капитан оправил форму и отдал команду готовиться к отъезду. Потом он, потирая руку, на которой виднелся кровавый укус, взял у сержанта гранату и, страшно матерясь, швырнул ее в окно того дома, откуда только что вышел. Дом вздрогнул плоской крышей и выдохнул из окна и наполовину оторванной двери клубы пыли и дыма
На обратном пути ты оказался на одной БМП с капитаном. Он косился на тебя, отхлебывая что-то из походной фляги. Неожиданно капитан приказал остановить машину, а потом, как-то слишком по-уставному, отдал тебе приказ:
— Рядовой, слушай мою команду. Взять канистру и принести воды из ручья!
И он указал, куда идти.
— Но там же … — хотел что-то сказать сержант.
— Молчать! — оборвал его капитан. — У нас раненые, нужна вода. Исполнять!
Последнее, что ты видел в чужой стране, были громады упрямых гор, закатное багровое солнце, застрявшее в их вершинах, темная зелень разлапистых деревьев и чистая живая вода, до которой ты не дошел нескольких метров.
Яркая вспышка, мрак и долгий без времени невесомый полет через что-то темное к зыбкому свету …
11Ночью после операции у твоей постели не дежурила медсестра. Ненужную капельницу отставили в угол, и она торчала там понурая, словно провинившаяся. Только постельное белье на опустевшей кровати почему-то не спешили менять.
Пока шла операция, Мишка, Серега и Генка вяло травили старые истории и чутко прислушивались ко всему происходившему в коридоре. У каждой больницы свои звуки, и за те месяцы, что ребята провели здесь, они без труда научились читать ее незамысловатую будничную азбуку.
Когда из больничного коридора послышались медленные тяжелые шаги хирурга Бурмистрова, а потом раздался его несдержанный крик: «Сколько раз я говорил, чтобы помыли это окно!», они поняли, что произошло необратимое.
Тебя не стало.
Не стало твоих мыслей, не стало твоих воспоминаний.
Твое будущее было обычным. Нижняя полка морга, заплаканная в миг постаревшая мать, багажный вагон до станции назначения в запаянном цинковом ящике, неприметная могилка со стандартной железной пирамидкой, на которой выведено твое имя и две даты с разницей в двадцать лет.
Я рассказываю о тебе, потому что познал очевидное: тобой мог быть и я!
Я твой ровесник, которому посчастливилось поступить в институт и получить отсрочку от армии. У нас похожее детство, но я еще живу, а тебя уже нет.
В день твоих похорон в «Красном уголке» с портретами членов Политбюро на парадном кителе Генсека среди иконостаса незаслуженных наград проявилась одна настоящая — новенькая солдатская медаль «За отвагу».
Однако медаль увидели не сразу.
Сначала нашли тело Мишки. Он лежал распластанный на бетонной дорожке под тем самым окном, за которым сидел на подоконнике в ожидании машин «скорой помощи», привозивших раненных на освободившиеся койки.
А в чистое только что вымытое окно стучалась «обнаженными» ветвями плакучая береза. Ты ее так и не увидел.
Леха парень чуть за тридцать. Он невысокий, но кряжистый, когда стоит, расставляет ноги. Его взъерошенные волосы вечно торчат так, словно никогда не знали расчески, а в глубине прищуренных глаз затаился дерзкий вопрос: а почему бы и нет?
Я познакомился с Лехой вечером. А утром он пропал.
Накануне наша группа из шести человек прибыла в Париж. В ней были только мужчины, закупщики алкоголя из торговых сетей Москвы и Питера. Мы поселились в небольшом отеле с тесными номерами, напоминающими душные шкафы. Поужинали устрицами, мидиями и прочими морскими гадами, которые классно идут под охлажденное шабли. Если в морской живности мы профаны, то винная карта ресторанчика покраснела от стыда после наших комментариев. Или раньше на нее бутылку выдержанного мерло опрокинули?
Закончилась трапеза поздно, в районе двадцати трех часов. И сразу всплыл извечный русский вопрос: что делать?
Леха отшвырнул салфетку, навалился грудью на стол и категорично заявил:
— В «Лидо» двигаем. Брат говорил, это круто.
Я сверился с путеводителем. Последний сеанс в знаменитом кабаре начинался через полчаса.
— Мужики, успеем! — агитировал Леха своих знакомых из Питера.
Они воротили носы. Поддался только я, так как совсем не знал Леху.
Мы вдвоем покинули ресторан и стали ловить такси. На взмах руки среагировал лишь третий таксист и то лишь для того, чтобы назидательно указать на стоянку около отеля. Пришлось двести метров трусцой прошлепать за его тачкой, и только там таксист распахнул для нас дверцу. Европейски сервис, блин!
К сияющему огнями кабаре “Lido” на Елисейских полях мы подъехали впритык к началу представления. Я купил билеты, и гарсон, подсвечивая фонариком, провел нас за крохотный столик на возвышении. Тут же перед нами оказалась бутылка шампанского в ведерке со льдом. Леха вынул бутылку, продемонстрировал этикетку. Шампанское входило в стоимость билетов, поэтому оказалось самым заурядным.
Чего нельзя было сказать о представлении.
Шоу произвело на нас впечатление. Дружно отплясывали девушки с длинными ногами, голой грудью и с головными уборами, похожими на павлиньи хвосты. Удивляли фокусники, заставляли затаить дыхание эквилибристы, было много завораживающих музыкальных номеров. На сцене появлялись огромные макеты египетских пирамид, которые сменялись то настоящим бассейном, а то и ледовым катком. Брат Лехи не обманул — круто!
Закончилось шоу далеко за полночь. Такси, как заводные, развозили зрителей, а Леха курил и загадочно смотрел на парижские огни.
— Француженку хочешь? — мечтательно спросил он и сам себе ответил: — А почему бы и нет!
Леха примял ботинком бычок и надвинулся на меня, будто собирался поделиться тайной.
— Рванем на «Пляс Пигаль»? Там стрип-бары обалденные и самые клеевые шлюхи. Париж, ночь, девочки. Эх, гульнем!
Я прислушался уровню своего спермотоксикоза. Чуть выше нулевой отметки. Сегодняшним утром из теплой супружеской постели выжатый выбрался, а потом дорога, нудный перелет.
— Давай в следующий раз. Завтра рано на поезд, — резонно решил я.
Но Леха «закусил удила и бил копытом». Его манила воображаемая французская красотка не хуже тех, что выступали в кабаре. Он заявил:
— Ты будешь жалеть, чувак.
И мы разъехались по разным адресам.
В восемь утра по сигналу будильника я продрал глаза и спустился с вещами в маленький холл отеля. Здесь были все, кроме Лехи. Меня встречали одобряющими ухмылками.
— Как оттянулись?
— Нормально, — пожал плечами я.
— Не прибедняйся. Колись! Покуролесили?
— Да так…
— О’кей! В поезде расскажешь.
— Слушай, а где Леха? — спросил Александр из Питера.
— Так ты с ним живешь.
Мы недоуменно переглянулись. Тут-то и выяснилось, что Леха пропал. Он не пришел ночевать в номер, где жил вместе с Александром. Его мобильный был недоступен.
— «Пляс Пигаль», и с концом! — двусмысленно изрек Александр. — Его репертуар. У нас полчаса на завтрак, а потом на вокзал.
Завтракали мы в уличном кафе, утыканном припаркованными машинами. Меня всегда интересовало: как парижанам удается парковаться бампер к бамперу? Оказывается, секрет прост.
Я хрустнул круасаном и услышал похожий звук с улицы. Водитель «рено» взад-вперед расталкивал бамперами прижавшие его машины, пока не смог выехать. Бампер — не элемент дизайна автомобиля. Это его «локти» и «колени»!
Звонки на мобильный Лехи результата не дали. Становилось тревожно. Мы вернулись в отель за вещами и тут — о чудо! — у стойки портье увидели нашего пропащего.
Леха бросился к Александру, как к родному.
— Представляешь, у меня последние десять евро. Выпрашиваю у портье один звонок в Питер, набираю наш офис, а трубку берет Ленка! Я кричу: скажи мобильный Сашки! А эта дура: ну, как Париж, нравится?
— А твой мобильный где?
Леха выразился коротко и непечатно. В поезде по пути в провинцию со звучным названием «Коньяк» мы пили одноименный напиток, а Леха в красках поведал свою историю.